Глава 1. ИСТОРИЯ ЗАРОЖДЕНИЯ И СТАНОВЛЕНИЯ БИОЭТИКИ

1.1. РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВЫ ИСТОРИИ БИОЭТИКИ

Медицина как одна из древнейших и важнейших сфер практической деятельности человека является специфической областью разделения труда. Она тесно взаимосвязана с социально-историческими традициями и формами организации общества.

В рамках данного пособия нас прежде всего интересуют история развития этических аспектов медицины и исторические этапы оформления биоэтической концепции. В связи с этим вначале обратимся к древнегреческой мифологеме морального врачевания, где главным действующим лицом является Асклепий (в римской традиции - Эскулап), в политеистическом пантеоне древних греков занимавший место бога врачевания. Рассматривая древнегреческий миф об Асклепии, мы, бесспорно, понимаем глубокую условность, по сути мифологему эллинского пантеона богов. Вместе с тем мы приводим его как крайне важный культурологический феномен, в котором в полной мере отразилось образное мышление образованного эллина доплатоновской эпохи. История Асклепия - первый значимый пример установления морального кодекса врачевания, «первая ласточка» этики и деонтологии. Гиппократ, чья «Клятва» на века стала кодексом чести врача, в мифах древних греков фигурировал как ученик Асклепия. Таким образом осуществлялась сакрализация медицинской профессии и её этических принципов.

Согласно легендам, Асклепий жил примерно во 2-м тысячелетии до нашей эры. Гомер в своей «Илиаде» даже посвящает несколько строк его сыновьям, которые пошли по стопам отца. Асклепий был сыном Аполлона, который представляется в летописях как бог гармонии, духовной силы и искусств. Мать его была очень красива, но, к сожалению, не отличалась добродетелью и верностью своему супругу, за что и была наказана.

Мальчик получил прекрасное образование, но был лишён внимания со стороны своего отца, который, впрочем, время от времени следил за

успехами сына. Именно от отца и своего воспитателя - кентавра Хиро-на - молодой Асклепий перенял искусство врачевания и достиг высокого мастерства в хирургии и использовании лекарственных средств.

Вместе с тем, согласно легенде, Асклепий вырос достаточно амбициозной личностью. Это выражалось, к примеру, в оживлении умерших (с древних времён этим имели право заниматься только бессмертные боги). В числе оживлённых Асклепием молва называла с десяток известнейших личностей того времени. Эти успешные опыты врача не остались незамеченными. Бог царства мёртвых Аид пожаловался Зевсу, что Асклепий не безвозмездно, а за щедрые подношения возвращает именитых людей к жизни. Реакция Зевса была мгновенной и беспощадной. Он карающим ударом молнии лишил Асклепия жизни. Аполлон - сын Зевса - не смирился с тяжёлой утратой и ценой собственных мытарств и смирением добился воскрешения Асклепия.

Далее легенда описывает переосмысление молодым врачом своих жизненных принципов (наказание Зевса стало для него серьёзным уроком). Отныне, наравне с высокопоставленными пациентами, Асклепий стал лечить и простых людей, не взимая с них платы за свои услуги. Таким образом, новое поведение Асклепия по отношению к больным людям положило начало моральному врачеванию (morale - франц. «нравоучение, правило для воли, совести человека»), которое было перенято его учениками, прежде всего Гиппократом (ок. 460-377 гг. до н.э.), считающимся основателем практической медицины.

В отличие от Асклепия - героя мифа, - Гиппократ признаётся в историографической традиции реальным историческим лицом. Дискуссия о реальном авторстве трактатов, приписываемых ему, безусловно, продолжается. Однако из-за скудости источниковой базы и древности описываемого времени вряд ли когда-либо удастся найти компромисс. Как бы то ни было, ниже мы будем говорить о Гиппократе как историческом лице, считая его автором как знаменитой «Клятвы», так и трудов, приписываемых ему традицией. В конце концов, с точки зрения истории биоэтики нам важен сам факт существования таких трудов в Древней Греции.

Своё отношение к делу и пациентам Гиппократ определял так: «Любовь к нашей науке нераздельна с любовью к человечеству». После смерти благодарные афиняне разных сословий собрали пожертвования и воздвигли железную статую с надписью: «Гиппократу, нашему спасителю и благодетелю». Самым выдающимся памятником гуманизма и морального врачевания является «Клятва» Гиппократа. Приведём только некоторые выдержки из неё: «Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием... и

всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатком и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора... Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости... Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство...».

В 1525-1526 гг. клятва Гиппократа была опубликована на латинском и греческом языках, а медицинские факультеты университетов включили в программу преподавания гиппократовы моральные принципы, закрепляя на практике отождествление медицинского долга с принятием на себя обязательств перед больным.

Важно выявить обстоятельства, повлиявшие на социальные действия Гиппократа и его последователей, приведшие к так называемым смысловым сдвигам, которые Макс Вебер считал «атомами общественной жизни». Для понимания этого сложного многовекового процесса прежде всего необходимо последовательно проанализировать исторические этапы накопления интеллектуального базиса биоэтики.

Отметим, что осмысление идей бытия находит своё место ещё в поэмах врача и философа Эмпедокла «О природе» и «Очищение». В них излагается учение об ощущениях как следствиях материальных «истечений» от вещей, воздействующих на органы чувств. С другой стороны, учение Демокрита об этических ценностях, о «добром расположении духа» также во многом, определило развитие древнегреческой медицины. Оно подчёркивало почётную и ответственную роль врача, определяло синтетический характер медицинских знаний и специальных навыков. Отражение этих и иных идей мы находим в известных афоризмах Гиппократа: «Врач - философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной»; «Лечит болезни врач, но излечивает природа». В V в. до н.э. Протагор - основоположник софистики - определяет человека как венец природы, меру всех вещей, а Георгий подробно рассуждает о понятиях добра и зла.

Важнейшим событием в истории естествознания стали работы Платона и Аристотеля. Первый предложил концепцию мироздания, которая предусматривает наличие великого Демиурга, управляющего развитием Вселенной. Многие историки философии считают, что под Демиургом Платон понимал Творца Вселенной. Позднее католическая богослов-

ская мысль охарактеризовала Платона и Аристотеля как «стихийных» или «инстинктивных» христиан. Именно такими они изображены на знаменитой фреске «Философы» в музее Ватикана, по соседству с Сикстинской капеллой. Историки науки по-разному объясняют этот феномен. Кто-то говорит о гениальном прозрении Платона, кто-то (вслед за Св. Климентом Александрийским) убеждён, что в своих путешествиях по Востоку тот познакомился с текстом Пятикнижия Моисея. Для историков медицины важно, что развитие биоэтики, прямо определившее впоследствии европейскую средневековую традицию в медицине, было непосредственно связано с принятием идеи сотворения мира и провозглашением ответственности в отношениях человека и Творца. Это обусловило возникновение понятий справедливости и ответственности, близких к современным. Собственно говоря, современные понятия этики онтологически исходят из того базиса древнегреческой традиции, который и был заложен работами Платона и Аристотеля.

Платон формирует этическую концепцию, даёт определение справедливости действий врача как честного и квалифицированного исполнения своих обязанностей. Он говорит о необходимости определённых систем обучения, воспитания для представителей разных сословий. Аристотель проповедует знания во имя творчества, формирует формальную логику, науку о природе. Он же создаёт классификацию добродетелей, пишет сочинения «Евдемова этика», «Никомахова этика», определяет идею добродетелей разумной деятельности.

В период поздней античности Хрисипп, Зенон, Клеапф развивают учение о природе, душе и долге. В средние века Св. Августин Блаженный в своей «Исповеди» касается проблем соотношения божественной и индивидуальной воли, создаёт учение о творении мира Богом и о материи. В этот период религия и вера находятся в центре духовного опыта, трансформируются ценности жизни и универсалии культуры, отмечается глубокое влияние христианства на медицинскую практику.

В XIII в. в западноевропейской философии происходит так называемая антиаверроистская полемика, имевшая огромное значение для истории науки. Речь о полемике двух философских школ, образовавшихся на Факультете искусств и Теологическом факультете Парижского университета. Формальным поводом для полемики стала оценка основных философских идей Аристотеля, осмысленных философами и врачами арабского Востока - Авиценной, Аверроэсом, Альоараби и др. в значительной мере в неоплатоническом стиле. На самом деле речь шла о выработке всеобъемлющей на тот момент системы философских взглядов на взаимоотношения человека и Бога, некоторые частные философские

вопросы (теории абстрагирования и сверхъестественного созерцания), вопросы этики и, главное, оценок отношения веры и разума. В конечном счёте происходил важнейший поворот в истории науки: оценка правильного пути к научному познанию человека и мира.

Точку зрения так называемых аверроистов представляли такие учёные, как Боэций Дакийский и Сигур Брабантский. Позиция классических «аристотеликов», развивавшая гносеологические представления Св. Августина Блаженного, была наиболее полно отражена Фомой Ак-винским, представителем доминиканского ордена. Победа в этом научном споре оказалась на стороне Фомы Аквинского. Данный факт имеет огромное значение для истории медицины, поскольку доминирующей стала новая методология. В её основе лежала так называемая теория абстрагирования, в соответствии с которой научное знание обретается человеком не только в рамках сверхъестественных озарений («божественной иллюминации»), но и в результате абстрагирования от чувственно воспринимаемых вещей. Этот процесс, естественно, начинается с непосредственно воспринимаемого и осмысливаемого первичного чувственного опыта. Такая методология, во-первых, закладывала первый камень в фундамент здания, ставшего впоследствии декартовой системой оценки чувственного опыта, что привело к появлению в натурфилософских системах Р. Декарта идеи экспериментального познания в медицине. Во-вторых, она снимала противоречие между верой и разумом, религией и научным познанием, что не могло положительно не отразиться на развитии науки.

Обстоятельства диспута с «аверроистами» занимали европейских философов почти столетие и обозначили ещё одну важнейшую научную и методологическую проблему - так называемую «бритву Оккама». Уильям Оккам, францисканский монах, жил в XIV в. и преподавал философию в Оксфорде. Суть его новеллы формулируется так: «Не существует основания для того, чтобы объяснять с помощью многих (допущений) то, что может быть объяснено с помощью меньшего числа (допущений)». Нетрудно заметить, что система доказательств в естественных науках - от математики до медицины - сегодня стоит на этом методологическом фундаменте.

Его важным вкладом в теорию этики, оказавшим серьёзное влияние на развитие биоэтической концепции, была постановка проблемы ответственного выбора. Конечно, для него было очевидно, что главной этической нормой является воля Бога, которая есть абсолютное благо. Человек делает позитивный ответственный выбор, поступая по воле Божьей. Однако обоснование факта наличия у человека свободной воли и

возможности действовать в соответствии с ней окончательно освободило этику от греческого и арабского детерминизма. В плане развития биоэтической концепции работы У. Оккама дали возможность ставить вопрос о полноте индивидуальной ответственности врача за его (собственные, по его личному выбору осуществляемые) действия.

Выделим ещё одно важное событие в истории философии, оказавшее влияние на становление биоэтической концепции: дискуссию о бедности Христа и святых апостолов, потрясшую Европу в XIV в. Суть её заключалась в следующем.

Представители францисканского ордена во главе с Михаилом Че-зенским (генералом ордена), Уильямом Оккамом и др. утверждали, что Иисус Христос и святые апостолы не обладали в земной жизни никаким личным имуществом. Поэтому они предъявляли очень жёсткие этические требования как к католической церкви в целом, так и к отдельным её членам. Этот тезис жёстко опровергался Папой Римским Иоанном XXII и его сторонниками. Данная дискуссия обусловила важнейший для становления биоэтики вопрос: если Бог и апостолы, проповедуя абсолютную Истину в вероучительном плане, призывали к абсолютному служению людям, спасению души через добрые дела в плане этическом, в чём же тогда состоял долг каждого христианина по отношению к ближним? Очевидно, что эта глобальная философия и теологическая дискуссия в религиозно-философском плане позволили развить и обосновать принципы медицинской деонтологии.

В этот же период определяются три главные направления древнекитайской мысли: конфуцианство, даосизм и буддизм. Идёт сложная борьба шести основных направлений (конфуцианство, даосизм, моизм, легизм, школа имён и школа инь-ян), в которой в конечном итоге побеждают конфуцианство и даосизм.

Подчеркнём в связи с вышесказанным, что одним из главных положений конфуцианства является концепция жизни, основанной на человеколюбии и гуманности. Идея гуманности является центральной в конфуцианской культуре. Сущность категории «жизнь» заключается в любви к другим людям. Это философское учение призывает людей к сопереживанию и добру, сердечному отношению друг к другу. Всё это оказало глубокое влияние на развитие традиционной китайской медицины, которая, в свою очередь, способствовала дальнейшему обогащению конфуцианской философии. Одним из выдающихся представителей конфуцианской культуры является Хуа То (дата рождения неизвестна, умер в 208 г. н.э.), известный также как Небесный врач и Творящий чудеса. На воротах воздвигнутого в его честь храма имеет-

ся следующая парная надпись: «Основанное на гуманности врачевание идёт только от Жёлтого императора и Ци Бо; чудеса медицина начала творить во времена Хуа То».

Древнекитайские мыслители полагали, что «...врач низшей категории лечит болезнь, врач средней категории исцеляет человека, врач высшей категории исцеляет страну». В традиционной китайской медицине и сегодня большое значение придаётся личной нравственности в профессиональной практике врача. В этой древней культуре всегда считалось, что лечебной практикой достойны заниматься только те люди, которые обладают высокими моральными качествами и незаурядными способностями.

Концепция морального врачевания в буддийской культуре учит следующему:

■ милосердие врача всегда должно быть нацелено на стимулирование у пациента спасительной жизненной энергии (когда опасность развития болезни уже созрела, а пациент проявляет пассивность при лечении, то устранить её последствия чрезвычайно трудно);

■ главное для врача, действующего милосердно, - это своевременность оказания квалифицированной помощи;

■ нравственный врач обязан проявлять почтительность к старшим коллегам и своим пациентам, быть сообразительным в экстренных случаях, демонстрировать блестящие навыки при ведении сложных больных;

■ милосердный врач, творя благо, зачастую теряет покой, но обретает разносторонность в подходах к лечению.

В древней индийской культуре врачевания отмечалось постепенное становление религиозно-философских школ, которые формировались под влиянием гимнов Ригведы, диалогов Упанишад, Санкхья, Вайшещи-ка, Веданта, Джайнизма и т.д. Во времена Ашоки (268- 231 гг. до н.э.) - самого выдающего правителя древней Индии - при буддийских храмах строили богадельни и помещения для больных - дхарма-шала (лечебницы). Таким образом, в Индии они появились на несколько веков раньше, чем в Европе. Гораздо позже, в период империи Гупт (IV-VI вв. н.э.), который считается золотым веком индийской истории, в стране стали сооружать специальные дома для калек, увечных, больных, вдов и сирот.

Вместе с тем следует отметить, что традиционному индийскому обществу всегда было присуще разделение на касты (да и в наши дни это продолжает оставаться социальной доминантой). Такая структура общества предопределяет различные социальные права представителей

разных каст, вплоть до фактического бесправия и официального законодательного признания ничтожности огромных, многомиллионных социальных групп. Яркий пример - каста неприкасаемых. Естественно, что идея равных прав граждан на доступ к медицинской помощи в кастовом обществе существовать не могла. Сама идея благотворительности может быть реализована в атмосфере понимания имманентного равенства людей, которую впервые привнесла религиозно-философская система христианства. Поэтому времена Ашоки в индийской истории - скорее эпизод, чем закономерность.

Последователи иудаизма всегда соблюдали моральные принципы врачевания. Среди широко известных моралистов медицины значатся имена Асаф А-Рофе, А. Закуто, Маймонида, Йосефа Каро - составителя кодекса «Шулхан Арух» («Накрытый стол», XVII в.). В этом труде в главах, посвящённых медицине, основное внимание уделяется готовности по первому зову больного прийти на помощь. Вклад евреев в медицину признавался Роджером Бэконом (Roger Bacon) - прославленным христианским философом, который подчёркивал, что знание иврита позволяет больше узнать о таинствах врачебной профессии.

Иудеи полагают, что молитва - это путь к духовному и физическому здоровью. Она предполагает непосредственное искреннее раскаяние, личное обращение к Богу за помощью в болезни, что придаёт этому действу особую силу. По мнению Маймонида, врачевание воспитывает в человеке скромность, богобоязненность, совершенствует его нравственность во имя Творца.

Рассмотрим для примера вопрос трансплантации органов. По законам иудаизма человек, даже находящийся в состоянии агонии, пользуется полной защитой со стороны Закона, а сокращение его жизни даже на мгновения является человекоубийством. Иудейская традиция не поддерживает стремление готовить донора к трансплантации, если эти действия могут приблизить его смерть. Исходя из этих воззрений, запрещается удаление любого органа в интересах спасения другого человека. Тора на этот счёт прямо указывает «не брать часть от живого, пока оно ещё живо». Извлечение органа для нужд трансплантации, согласно данной духовной традиции, может быть осуществлено только от вполне здорового донора и только после подробной консультации с религиозными и медицинскими авторитетами или от уже умершего человека. При этом иудейская традиция определяет факт смерти по остановке дыхательных и обменных процессов на длительный период времени, которые не восстанавливаются с помощью осуществления реанимационных мероприятий.

Касаясь проблемы аборта, отметим, что в иудейской традиции вопрос об аборте рассматривается сугубо индивидуально и требует консультации с раввином, который обладает компетенциями именно в этом вопросе. В целом же, по общепринятому мнению, иудаизм не сравнивает аборт с убийством. Здесь уместно привести такое правило Торы: «Когда дерутся люди и ударят беременную женщину и она выкинет. то следует взять с виновного штраф, который передадут мужу той женщины» (Шмот/Исход 21:22). Иными словами, в этом случае обосновывается выплата денежной компенсации, а не судебный процесс, как это имеет место в случае убийства человека. Следует отметить, что такая трактовка аборта (в приведённом примере самопроизвольный выкидыш не считается убийством) резко контрастирует с мнением сторонников международных движений за отмену абортов. Отметим в связи с этим, что на практике иудаизм выступает против абортов (если речь не идёт об особых случаях, когда требуется спасение жизни женщины). Таким образом, Закон всегда выступает на стороне матери, если есть угроза для её жизни. Он гласит: «Если женщина страдает от затяжных патологических, осложнённых родов, которые угрожают самой её жизни, следует рассечь плод. Если же ребёнок большей частью уже появился на свет, нельзя причинять ему вреда, ибо нет у нас права жертвовать одной жизнью ради спасения другой» (Вавилонский Талмуд). Иудейский Закон содержит следующее правило: «Если существует угроза физическому и психическому состоянию здоровья женщины, то аборт оправдан».

По современным этическим проблемам высокотехнологичной медицины раввинистические определения официально на сегодняшний день не сформулированы, однако среди врачей, исповедующих традицию иудаизма, ныне наиболее широко обсуждаются следующие вопросы: особенности еврейского подхода к ультрасовременной медицинской этике (Н.Э. Дорфф / N.E. Dorft); трактовка еврейского закона по проблемам супружеских отношений, регулирования рождаемости и выкидышей (Д.М. Фельдман / D.M. Feldman); еврейская медицинская этика об ответственности за жизнь и уходе из жизни (М. Маибаум / M. Maibaum); альтернативы в еврейской биоэтике (Дж.Н. Зохар / J.N. Zohar); консервативное иудейство и проблемы биоэтики (Рознер / Rosner).

На основные направления арабо-мусульманской мысли в Средние века серьёзное влияние оказали религия и культура древнего Востока и европейской античности. Основные направления арабо-мусульманских учений включали исследование проблем первоначала, учение о человеке, о познании человека как плода Природы.

Особую роль в этом периоде развития арабо-мусульманской культуры сыграл Авиценна (Ибн Сина, 980-1037 гг. н.э.). Его труды «Канон врачебной науки», «Книга исцеления», «Указания и наставления» являются настоящими шедеврами той эпохи. Он внёс заметный вклад в медицину. Можно также отметить и его коллегу Аверроэса (Ибн Рушд), который создал учение о разуме и теорию двойственной истины.

Одновременно отметим, что в более поздних произведениях - «Книгах путешествий» Эвлии Челеби (XVII в.) и т.д. - даётся описание первой мусульманской больницы Фатих: «...лекарства раздаются бесплатно, это условие в своё время поставил сам Фатих - султан. Делается это во имя Аллаха. Главное качество врача-мусульманина - честность! Он знает, что в судный день придётся держать ответ не только за прожитую жизнь, но и за свою врачебную деятельность. Цель медицинской деятельности мусульманина - не нажива, а служение людям во имя Аллаха».

Подобные взгляды - органическая часть исламского вероучения. Будучи исторически самой молодой из монотеистических религий, ислам привнёс очень важный позитивный импульс в исторический процесс развития этики и деонтологии врачевания. Напомним, что в соответствии с исламским вероучением правоверный должен проявлять перед лицом Аллаха ряд добродетелей: пятикратная ежедневная молитва, ходж, закат (благотворительность). Постулирование духовного равенства правоверных перед Аллахом, возможность духовного спасения бедного и духовной гибели богатого сформулировало теологические основы понимания равенства людей с точки зрения врача. А возведение благотворительности в ранг обязательной добродетели правоверного обусловило возникновение таких лечебниц, как вышеописанная больница Фитих.

Интересны рассуждения об исламской биоэтике З.М. Мухамедовой из Ташкентской медицинской академии. По её мнению, наряду с развитием медицины и эволюцией медицинской этики в кодексе и принципах Гиппократа, Парацельса, деонтологической и биоэтических моделях идёт непрерывная дискуссия о проблемах биоэтики религиозных деятелей и специалистов медицины исламского мира. Главным предметом этой дискуссии являются вопросы жизни и смерти: до каких пор следует проводить жизнеподдерживающее лечение и при каких условиях его можно приостанавливать; допустимы ли эксперименты на человеческих эмбрионах (и если да, то какого рода); может ли умерший использоваться в качестве источника органов и тканей для улучшения здоровья или спасения жизни людей; допустимо ли человеку самому брать на себя решение о том, чтобы подвести черту под собственной жизнью, и т.д.

Отметим, что учение Корана и Сунны трансформированы применительно к деликатным сложным медико-биологическим проблемам. Так, действует исламский медицинский кодекс, развивается исламская биоэтика, соотносящая свои статьи и положения с вероучением ислама: Корана, Шариата, Хадисов. Эти кодексы практикуются, например, в Кувейте, Египте, Саудовской Аравии, Иране, Пакистане и других странах, исповедующих ислам, а также странах, где проживают мусульманские общины (в Канаде, США и др.). Продолжается исследование общественных, юридических, экономических, этических аспектов ключевых проблем биоэтики в области здравоохранения, медицины и биомедицинских технологий в контексте исламского вероучения. Указанные документы основываются также на Нюрнбергском кодексе (1947), Хель-синской декларации (1963, 1975), принципах CIOMS (1982), Каирской декларации (1991) для мусульманских стран и других международных документах.

Подчеркнём, что в истории развития исламской биоэтики как новой формы знания большую роль сыграла первая конференция Исламской организации медицинских наук (IOMS) в Кувейте (1981 г.), на которой был принят проект кодекса Исламской медицинской этики. В нём отражены такие этические вопросы, как искренность, честность в профессии врача, врачебная тайна, милосердие и сочувствие, обязанности и отношение врача к пациентам, коллегам, проведение экспериментов на людях и др. Создан Исламский совет международных организаций медицинских наук (CIOMS).

В последние пять лет в повестку дня были включены и рассмотрены такие вопросы биоэтики, как пересадка органов или тканей, смерть головного мозга, принцип помощи, технологии в отделении интенсивной терапии. Прошли II (Кувейт, 1982), III (Стамбул, 1984) и IV (Карачи, 1986) международные конференции исламской медицины (OIMS), на которых были рассмотрены права ребёнка в контексте ислама. Были приняты рекомендации по защите молодёжи от употребления наркотиков, алкоголя, табака. Особое внимание было уделено духовному развитию, нравственной компоненте медицинских образовательных программ, с помощью которых можно подготовить мусульманского врача.

З.М. Мухамедова также указывает на то, что исламские правоведы регулярно собираются для обсуждения новых этических проблем биомедицинских технологий. Так, проблемы трансплантации органов и/или тканей рассматривались исламскими юристами на III Симпозиуме по медицинскому праву (апрель 1987 г.), V Международной конференции исламской медицины, которая прошла в Каире в расширенном соста-

ве с медицинской ассоциацией (1988 г.). На VIII конференции исламской организации медицинских наук (декабрь 2004 г., islamOnline.net) был принят проект первой международной этической директивы медицинских наук, исходящей из позиций ислама. Было решено, что «Международный исламский свод законов для медицинской этики и этики здоровья» будет рассмотрен, отредактирован и затем выпущен в свет Исламской организацией медицинских наук (ИОМН). Создание свода законов началось в 1981 г., когда ИОМН взяла на себя инициативу принятия документа, основанного на законах ислама, для медицинской этики на конференции в Кувейте. Приоритетом является призыв к министрам образования, деканам медицинских школ арабского и всего мусульманского мира внедрять одобренный свод законов в их программы. Глава ИОМН, доктор Абд Аль-Рахман Эл-Авади предложил создать исламский фонд для поддержки медицинских исследований в мусульманском мире. На конференции обсуждались отношения между врачом и пациентом, обязательства и обязанности, а также вопросы биомедицинских исследований, актуальные вопросы в контексте исламской религии. Врачи и учёные также рассмотрели различные деликатные вопросы, включая суррогатное материнство, определение пола будущего ребенка и проблемы эвтаназии.

Кроме того, на Международном конгрессе по биоэтике (Тегеран, март 2005 г.) говорилось о том, что решения по ключевым проблемам биоэтики должны приниматься с учётом существующих религиозных норм морали, культурных традиций. Биоэтика рассматривалась как мост в будущее, с помощью которого человечество может и должно научиться защищать свои права и достоинство.

Подчеркнём, что особое значение для развития интеллектуального базиса биоэтики имеют эпоха Возрождения и Новое время. Следует прежде всего отметить, что медицина эпохи Возрождения являет собой интегральное единство культуры, искусства и науки. Примером тому может служить жизнь и деятельность Леонардо да Винчи (1452-1519) - «универсального человека» (анатома, естествоиспытателя, математика, физика, художника, литератора, инженера), идеала итальянского Ренессанса.

Именно в этот период возникает и формируется гуманизм, воспеваемый Данте, Петраркой. К итальянским гуманистам также можно отнести Манетти, Валла, Бруни Салютати и Пико дела Мирандола с его «Речью о достоинстве человека». Однако в истории XVI в. имеется весьма примечательный факт. Когда французский король Генрих II на турнире получил удар копьём в глаз, придворные врачи, прежде чем приступить

к лечению своего монарха, подвергли такому же ранению четырёх приговорённых преступников. Тем самым они пытались изучить аналогичные раны и выработать приёмы оказания помощи коронованной особе. Ведь жизнь простого смертного в те далёкие времена считалась ничтожной по сравнению с королями и их кровными родственниками. Такое же отношение наблюдалось во всей феодальной Европе. 300 лет спустя в знаменитых «Лекциях по экспериментальной физиологии» основоположник современной экспериментальной физиологии Клод Бернар писал: «В наше время этика справедливо осудила бы самым решительным образом всякий опыт на человеке... »

Продолжая историографию интеллектуального базиса биоэтики, отметим интересные рассуждения Парацельса о теле и душе, а также о роли врача во врачевании души и тела. Характерны также рассуждения М. Монтеня об идеале «естественного человека».

В историческом промежутке между Античностью и Новым временем история тела занимает весьма существенную роль. Однако, по мнению современных учёных Жака Ле Гоффа (Jacques Le Goff) и Николя Трюона (Nicolas Truong), история тела ещё не написана, и это одно из упущений, в том числе в историческом медицинском знании. Нам же представляется, что это относится и к биоэтическим аспектам данной темы. В любом случае восполнение этого пробела - немаловажная задача для историков медицины и биоэтики. В прошлых и нынешних исторических медицинских источниках оценка любой знаковой личности сводится лишь к внешней стороне (она представляется словно лишённой плоти), превращая личность в символический образ. Ситуацию не изменило даже произведение врача О. Браше «Психическая патология французских королей» (1903 г.), которое было посвящено наследственности. В связи с этим в среде историков витает идея обращать особое внимание как на материальную, так и на духовную жизнь людей, их чувства. Как говорит М. Блок, история не должна быть лишена тела с его плотью и внутренностями, утехами и страданиями. Ведь в обществе разных эпох отношение к телу было неоднозначным. Однако данная тема требует отдельного анализа, и мы не будем касаться её в нашей работе.

Мораль и этика Нового времени привносят понятия долга, категорического императива, а также, что очень важно с точки зрения тематики нашего учебно-методического пособия, сущности механицизма, который рассматривает человека как некую машину. При этом органы человека представляются механизмами. Такое понимание человека, его сущности, природы имело определённое воздействие на представителей медицинской профессии.

Основополагающая роль в создании этой концепции принадлежит Р. Декарту. Он видел человека как сочетание двух составляющих - души и тела. С одной стороны, они нераздельны с момента рождения человека и до его смерти. Вместе с тем в функциональном плане они разделяются. Душа прежде всего проявляется в высшем даре человека - его разумной деятельности. Отсюда знаменитый афоризм: «Мыслю - следовательно, существую». Более того, способность человека к мыслительной деятельности, абстракциям, эмоциональным восприятиям и речи Декарт считал важнейшим доказательством существования Бога. Осмысление человеческого организма как машины, механизма, созданного богом по определенному плану, произвело настоящую революцию в естествознании в целом и медицине в частности. Во-первых, была обоснована принципиальная познаваемость человеческого организма. Во-вторых, как писал Р. Декарт, смерть «никогда не наступает по вине души, но исключительно потому, что разрушается какая-нибудь из главных частей тела» и «душа удаляется после смерти только по той причине, что это тело прекращается и разрушаются те органы, которые служат для движения тела». Эти представления и обусловили развитие физиологии и медицины в XVII и XVIII вв.

Немаловажную роль также сыграли работы Гегеля, Канта, Лейбница. Собственно, с них и начинаются исследование проблем и методов познания, борьба рационализма и эмпиризма, формируется отношение медицины к науке, осуществляется построение научного метода в медицине. Здесь следует отметить видную роль Ф. Бэкона, его учение о природе, а также результатах всеобъемлющих «естественных» поисков, рассуждения о познании и методе познания и, конечно же, этические и нравственные идеи этого незаурядного учёного, сформулированные в «Новой Атлантиде». Отметим и учения Гоббса, Локка, Лейбница о человеческом познании и их понимание человеческой природы. Их последователь Д. Юм (1711-1776) определил положение науки о человеке как центральное в системе человеческого знания и разработал моральную теорию. Этой темы также касались П. Гольбах, К. Гельвеций, Д. Дидро, Ж. Руссо.

Закономерно, что первые специальные труды по медицинской этике в Новое время появились в Англии в конце XVIII в. К ним прежде всего относятся работы Дж. Грегори, например «Лекции по обязанностям и квалификации врача» (1772).

Мы видим, что именно западноевропейская религиозно-философская традиция заложила основы научного метода и этики в целом и научной медицины и биоэтики в частности.

Свою лепту в переосмысление и обогащение нового европейского гуманизма внесли немецкие классики. Отметим в первую очередь И. Канта (1724-1804) и его работу «Мысли об истинной оценке живых сил», а также произведение «Долг», внёсшее заметный вклад в развитие медицинской этики. Напомним ещё раз едва ли не самое знаменитое высказывание этого мыслителя: «Две вещи приводят меня в изумление: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Сочинения И. Фихте (1762-1814), Ф. Шеллинга (1775-1854), Г. Гегеля (1770-1831), Л. Фейербаха (1804-1872) о человеке и нравственности, системе нравственности, понимании природы, человеческой чувственности также нельзя сбрасывать со счетов, говоря о становлении биоэтической концепции.

Касаясь русской мысли и её влияния на формирование интеллектуального базиса биоэтики, обязательно отметим работы А.Н. Радищева (1749-1802), В.С. Соловьёва (1853-1900), Н.А. Бердяева (1874-1948), П.А. Флоренского (1882-1937). Речь идёт об их трудах, посвящённых проблемам смертности и бессмертия человека, рассуждениям о человеке, его сущности и месте в мире, природе человека, «этике творчества», развитию естествознания.

Вообще вопросы изучения проблем морали (авторитарная мораль, мораль ассоциаций и мораль принципов) были центральными на всех этапах развития общества. Постепенно и в медицине начали меняться уровни моральной аргументации (индивидуальные суждения, правила, принципы), что в конечном итоге привело к формированию этической теории.

1.2. ОСВЕЩЕНИЕ ПРОБЛЕМ БИОЭТИКИ С ПОЗИЦИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Началу преподавания биоэтики в нашей стране предшествовало важное событие. В 2000 г. на юбилейном Архиерейском соборе Русской Православной Церкви были утверждены «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», в которых впервые были подробно освещены проблемы биоэтики с позиций Русской Православной Церкви (Гл. 12 Концепции Русской Православной Церкви). Приведём эти важные биоэтические оценки, данные основной конфессией нашей страны, без сокращения.

«Бурное развитие биомедицинских технологий, активно вторгающихся в жизнь современного человека от рождения до смерти, а также невозможность получить ответ на возникающие при этом нравствен-

ные проблемы в рамках традиционной медицинской этики вызывают серьёзную озабоченность общества. Попытки людей поставить себя на место Бога, по своему произволу изменяя и «улучшая» Его творение, могут принести человечеству новые тяготы и страдания. Развитие биомедицинских технологий значительно опережает осмысление возможных духовно-нравственных и социальных последствий их бесконтрольного применения, что не может не вызывать у Церкви глубокой пастырской озабоченности. Формулируя своё отношение к широко обсуждаемым в современном мире проблемам биоэтики, в первую очередь к тем из них, которые связаны с непосредственным воздействием на человека, Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности, призванной «к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3. 14), к достижению совершенства Небесного Отца (Мф. 5. 48) и к обожению, то есть причастию Божеского естества (2 Пет. 1. 4).

С древнейших времён Церковь рассматривает намеренное прерывание беременности (аборт) как тяжкий грех. Канонические правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убеждённость в том, что зарождение человеческого существа является даром Божиим, поэтому с момента зачатия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой личности преступно.

Псалмопевец описывает развитие плода в материнской утробе как творческий акт Бога: «Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей... Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои» (Пс. 138. 13, 15-16). О том же свидетельствует Иов в словах, обращённых к Богу: «Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом... Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой... Ты вывел меня из чрева» (Иов 10. 8-12,18). «Я образовал тебя во чреве... и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (Иер. 1. 5-6), - сказал Господь пророку Иеремии. «Не убивай ребенка, причиняя выкидыш», - это повеление помещено среди важнейших заповедей Божиих в «Учении двенадцати апостолов», одном из древнейших памятников христианской письменности. «Женщина, учинившая выкидыш, есть убийца и даст ответ перед Богом. Ибо... зародыш во утробе есть живое существо, о коем печется Господь», - писал апологет II века Афинагор. «Тот, кто будет человеком, уже человек», - утверждал Тертуллиан на рубеже

II и III веков. «Умышленно погубившая зачатый во утробе плод подлежит осуждению смертоубийства... Дающие врачевство для извержения зачатого в утробе суть убийцы, равно и приемлющие детоубийственные отравы», - сказано во 2-м и 8-м правилах святителя Василия Великого, включённых в Книгу правил Православной Церкви и подтверждённых 91-м правилом VI Вселенского Собора. При этом святой Василий уточняет, что тяжесть вины не зависит от срока беременности: «У нас нет различения плода образовавшегося и ещё необразованного». Святитель Иоанн Златоуст называл делающих аборт «худшими, нежели убийцы».

Широкое распространение и оправдание абортов в современном обществе Церковь рассматривает как угрозу будущему человечества и явный признак моральной деградации. Верность библейскому и святоотеческому учению о святости и бесценности человеческой жизни от самых её истоков несовместима с признанием «свободы выбора» женщины в распоряжении судьбой плода. Помимо этого, аборт представляет собой серьезную угрозу физическому и душевному здоровью матери. Церковь также неизменно почитает своим долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерождённые дети. Православная Церковь ни при каких обстоятельствах не может дать благословение на производство аборта. Не отвергая женщин, совершивших аборт, Церковь призывает их к покаянию и к преодолению пагубных последствий греха через молитву и несение епитимии с последующим участием в спасительных Таинствах. В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у неё других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь. Борьба с абортами, на которые женщины подчас идут вследствие крайней материальной нужды и беспомощности, требует от Церкви и общества выработки действенных мер по защите материнства, а также предоставления условий для усыновления детей, которых мать почему-либо не может самостоятельно воспитывать.

Ответственность за грех убийства нерождённого ребенка, наряду с матерью, несёт и отец, в случае его согласия на производство аборта. Если аборт совершён женой без согласия мужа, это может быть основанием для расторжения брака. Грех ложится и на душу врача, производящего аборт. Церковь призывает государство признать право меди-

цинских работников на отказ от совершения аборта по соображениям совести. Нельзя признать нормальным положение, когда юридическая ответственность врача за смерть матери несопоставимо более высока, чем ответственность за погубление плода, что провоцирует медиков, а через них и пациентов на совершение аборта. Врач должен проявлять максимальную ответственность за постановку диагноза, могущего подтолкнуть женщину к прерыванию беременности; при этом верующий медик должен тщательно сопоставлять медицинские показания и веления христианской совести.

Религиозно-нравственной оценки требует также проблема контрацепции. Некоторые из противозачаточных средств фактически обладают абортивным действием, искусственно прерывая на самых ранних стадиях жизнь эмбриона, а посему к их употреблению применимы суждения, относящиеся к аборту. Другие же средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя. Определяя отношение к неабортивным средствам контрацепции, христианским супругам следует помнить, что продолжение человеческого рода является одной из основных целей богоустановленного брачного союза. Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом. Вместе с тем супруги несут ответственность перед Богом за полноценное воспитание детей. Одним из путей реализации ответственного отношения к их рождению является воздержание от половых отношений на определённое время. Впрочем, необходимо памятовать слова апостола Павла, обращенные к христианским супругам: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7. 5). Очевидно, что решения в этой области супруги должны принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету духовника. Последнему же надлежит с пастырской осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень духовной зрелости и многие другие обстоятельства, различая тех, кто может «вместить» высокие требования воздержания, от тех, кому это не «дано» (Мф. 19. 11), и заботясь прежде всего о сохранении и укреплении семьи.

Священный Синод Русской Православной Церкви в определении от 28 декабря 1998 года указал священникам, несущим духовническое служение, на «недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к... отказу от супружеской жизни в браке», а также напомнил пастырям о необходимости «соблюдения особого целомудрия и

особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни».

Применение новых биомедицинских методов во многих случаях позволяет преодолеть недуг бесплодия. В то же время расширяющееся технологическое вмешательство в процесс зарождения человеческой жизни представляет угрозу для духовной целостности и физического здоровья личности. Под угрозой оказываются и отношения между людьми, издревле лежащие в основании общества. С развитием упомянутых технологий связано также распространение идеологии так называемых репродуктивных прав, пропагандируемой ныне на национальном и международном уровнях. Данная система взглядов предполагает приоритет половой и социальной реализации личности над заботой о будущем ребенка, о духовном и физическом здоровье общества, о его нравственной устойчивости. В мире постепенно вырабатывается отношение к человеческой жизни как к продукту, который можно выбирать согласно собственным склонностям и которым можно распоряжаться наравне с материальными ценностями.

В молитвах чина венчания Православная Церковь выражает веру в то, что чадородие есть желанный плод законного супружества, но вместе с тем не единственная его цель. Наряду с «плодом чрева на пользу» супругам испрашиваются дары непреходящей взаимной любви, целомудрия, «единомыслия душ и телес». Поэтому пути к деторождению, не согласные с замыслом Творца жизни, Церковь не может считать нравственно оправданными. Если муж или жена неспособны к зачатию ребёнка, а терапевтические и хирургические методы лечения бесплодия не помогают супругам, им следует со смирением принять свое бесчадие как особое жизненное призвание. Пастырские рекомендации в подобных случаях должны учитывать возможность усыновления ребенка по обоюдному согласию супругов. К допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений. Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают целостность личности и исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство или материнство, заведомо освобождённое от всяких обязательств по отношению к тем, кто является «плотью от плоти» анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребёнка, помимо

«социальных», еще и так называемых биологических родителей. «Суррогатное материнство», то есть вынашивание оплодотворённой яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребёнка «заказчикам», противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности. «Суррогатное материнство» травмирует как вынашивающую женщину, материнские чувства которой попираются, так и дитя, которое впоследствии может испытывать кризис самосознания. Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмбрионом основана моральная оценка аборта, осуждаемого Церковью. Оплодотворение одиноких женщин с использованием донорских половых клеток или реализация «репродуктивных прав» одиноких мужчин, а также лиц с так называемой нестандартной сексуальной ориентацией, лишает будущего ребёнка права иметь мать и отца. Употребление репродуктивных методов вне контекста благословенной Богом семьи становится формой богоборчества, осуществляемого под прикрытием защиты автономии человека и превратно понимаемой свободы личности.

Значительную часть общего числа недугов человека составляют наследственные заболевания. Развитие медико-генетических методов диагностики и лечения может способствовать предотвращению таких болезней и облегчению страданий многих людей. Однако важно помнить, что генетические нарушения нередко становятся следствием забвения нравственных начал, итогом порочного образа жизни, в результате коего страдают и потомки. Греховная повреждённость человеческой природы побеждается духовным усилием; если же из поколения в поколение порок властвует в жизни потомства с нарастающей силой, сбываются слова Священного Писания: «Ужасен конец неправедного рода» (Прем. 3. 19). И наоборот: «Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его. Сильно будет на земле семя его; род правых благословится» (Пс. 111. 1-2). Таким образом, исследования в области генетики лишь подтверждают духовные закономерности, много веков назад открытые человечеству в слове Божием.

Привлекая внимание людей к нравственным причинам недугов, Церковь вместе с тем приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней. Однако целью генетического вме-

шательства не должно быть искусственное «усовершенствование» человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке. Поэтому генная терапия может осуществляться только с согласия пациента или его законных представителей и исключительно по медицинским показаниям. Генная терапия половых клеток является крайне опасной, ибо связана с изменением генома (совокупности наследственных особенностей) в ряду поколений, что может повлечь непредсказуемые последствия в виде новых мутаций и дестабилизации равновесия между человеческим сообществом и окружающей средой.

Успехи в расшифровке генетического кода создают реальные предпосылки для широкого генетического тестирования с целью выявления информации о природной уникальности каждого человека, а также его предрасположенности к определённым заболеваниям. Создание «генетического паспорта» при разумном использовании полученных сведений помогло бы своевременно корректировать развитие возможных для конкретного человека заболеваний. Однако имеется реальная опасность злоупотребления генетическими сведениями, при котором они могут послужить различным формам дискриминации. Кроме того, обладание информацией о наследственной предрасположенности к тяжким заболеваниям может стать непосильным душевным грузом. Поэтому генетическая идентификация и генетическое тестирование могут осуществляться лишь на основе уважения свободы личности.

Двойственный характер имеют также методы пренатальной (дородовой) диагностики, позволяющие определить наследственный недуг на ранних стадиях внутриутробного развития. Некоторые из этих методов могут представлять угрозу для жизни и целостности тестируемого эмбриона или плода. Выявление неизлечимого или трудноизлечимого генетического заболевания нередко становится побуждением к прерыванию зародившейся жизни; известны случаи, когда на родителей оказывалось соответствующее давление. Пренатальная диагностика может считаться нравственно оправданной, если она нацелена на лечение выявленных недугов на возможно ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому попечению о больном ребёнке. Правом на жизнь, любовь и заботу обладает каждый человек, независимо от наличия у него тех или иных заболеваний. Согласно Священному Писанию, Сам Бог является «заступником немощных» (Июд. 9. 11). Апостол Павел учит «поддерживать слабых» (Деян. 20. 35; 1 Фес. 5. 14); уподобляя Церковь человеческому телу, он указывает, что «члены... которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее», а менее совершенные нуждаются в «большем попечении» (1 Кор. 12. 22,24). Совершенно недопустимо применение методов

пренатальной диагностики с целью выбора желательного для родителей пола будущего ребенка.

Осуществленное учёными клонирование (получение генетических копий) животных ставит вопрос о допустимости и возможных последствиях клонирования человека. Реализация этой идеи, встречающей протест со стороны множества людей во всем мире, способна стать разрушительной для общества. Клонирование в ещё большей степени, чем иные репродуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует её дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы, определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. «Тиражирование» людей с заданными параметрами может представляться желательным лишь для приверженцев тоталитарных сект. Клонирование человека способно извратить естественные основы деторождения, кровного родства, материнства и отцовства. Ребёнок может стать сестрой своей матери, братом отца или дочерью деда. Крайне опасными являются и психологические последствия клонирования. Человек, появившийся на свет в результате такой процедуры, может ощущать себя не самостоятельной личностью, а всего лишь «копией» кого-то из живущих или ранее живших людей. Необходимо также учитывать, что «побочными результатами» экспериментов с клонированием человека неизбежно стали бы многочисленные несостоявшиеся жизни и, вероятнее всего, рождение большого количества нежизнеспособного потомства. Вместе с тем клонирование изолированных клеток и тканей организма не является посягательством на достоинство личности и в ряде случаев оказывается полезным в биологической и медицинской практике.

Современная трансплантология (теория и практика пересадки органов и тканей) позволяет оказать действенную помощь многим больным, которые прежде были бы обречены на неизбежную смерть или тяжёлую инвалидность. Вместе с тем развитие данной области медицины, увеличивая потребность в необходимых органах, порождает определённые нравственные проблемы и может представлять опасность для общества. Так, недобросовестная пропаганда донорства и коммерциализация трансплантационной деятельности создают предпосылки для торговли частями человеческого тела, угрожая жизни и здоровью людей. Церковь считает, что органы человека не могут рассматриваться как объект куп-

ли и продажи. Пересадка органов от живого донора может основываться только на добровольном самопожертвовании ради спасения жизни другого человека. В этом случае согласие на эксплантацию (изъятие органа) становится проявлением любви и сострадания. Однако потенциальный донор должен быть полностью информирован о возможных последствиях эксплантации органа для его здоровья. Морально недопустима эксплантация, прямо угрожающая жизни донора. Наиболее распространённой является практика изъятия органов у только что скончавшихся людей. В таких случаях должна быть исключена неясность в определении момента смерти. Неприемлемо сокращение жизни одного человека, в том числе через отказ от жизнеподдерживающих процедур, с целью продления жизни другого.

На основании Божественного Откровения Церковь исповедует веру в телесное воскресение умерших (Ис. 26. 19; Рим. 8. 11; 1 Кор. 15. 42-44, 52-54; Флп. 3. 21). В обряде христианского погребения Церковь выражает почитание, подобающее телу скончавшегося человека. Однако посмертное донорство органов и тканей может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти. Такого рода дарение или завещание не может считаться обязанностью человека. Поэтому добровольное прижизненное согласие донора является условием правомерности и нравственной приемлемости эксплантации. В случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его родственникам. Так называемую презумпцию согласия потенциального донора на изъятие органов и тканей его тела, закреплённую в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопустимым нарушением свободы человека.

Донорские органы и ткани усвояются воспринимающему их человеку (реципиенту), включаясь в сферу его личностного душевно-телесного единства. Поэтому ни при каких обстоятельствах не может быть нравственно оправдана такая трансплантация, которая способна повлечь за собой угрозу для идентичности реципиента, затрагивая его уникальность как личности и как представителя рода. Об этом условии особенно важно помнить при решении вопросов, связанных с пересадкой тканей и органов животного происхождения.

Безусловно, недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фетальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использование тканей и органов человеческих зародышей, абортированных на разных стадиях развития, для попыток лечения различных заболеваний и «омоложения» организма. Осуждая аборт как смертный

грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни некто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя ещё более широкому распространению и коммерциализации абортов, такая практика (даже если её эффективность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно доказана) являет пример вопиющей безнравственности и носит преступный характер.

Практика изъятия человеческих органов, пригодных для трансплантации, а также развитие реанимации порождают проблему правильной констатации момента смерти. Ранее критерием её наступления считалась необратимая остановка дыхания и кровообращения. Однако благодаря совершенствованию реанимационных технологий эти жизненно важные функции могут искусственно поддерживаться в течение длительного времени. Акт смерти превращается таким образом в процесс умирания, зависимый от решения врача, что налагает на современную медицину качественно новую ответственность.

В Священном Писании смерть представляется как разлучение души от тела (Пс. 145. 4; Лк. 12. 20). Таким образом, можно говорить о продолжении жизни до тех пор, пока осуществляется деятельность организма как целого. Продление жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Оттягивание смертного часа порой только продлевает мучения больного, лишая человека права на достойную, «непостыдную и мирную» кончину, которую православные христиане испрашивают у Господа за богослужением. Когда активная терапия становится невозможной, её место должна занять паллиативная помощь (обезболивание, уход, социальная и психологическая поддержка), а также пастырское попечение. Всё это имеет целью обеспечить подлинно человеческое завершение жизни, согретое милосердием и любовью.

Православное понимание непостыдной кончины включает подготовку к смертному исходу, который рассматривается как духовно значимый этап жизни человека. Больной, окружённый христианской заботой, в последние дни земного бытия способен пережить благодатное изменение, связанное с новым осмыслением пройденного пути и покаянным предстоянием перед вечностью. А для родственников умирающего и медицинских работников терпеливый уход за больным становится возможностью служения Самому Господу, по слову Спасителя: «Так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25. 40). Сокрытие от пациента информации о тяжёлом состоянии под пред-

логом сохранения его душевного комфорта нередко лишает умирающего возможности сознательного приуготовления к кончине и духовного утешения, обретаемого через участие в Таинствах Церкви, а также омрачает недоверием его отношения с близкими и врачами.

Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: «Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных Дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1 Цар. 2. 6). «В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти» (Иов. 12. 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20. 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадёжно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать своё положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств. Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех. Умышленный самоубийца, который «соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия», не удостаивается христианского погребения и литургического поминовения (Тимофея Алекс. прав. 14). Если самоубийца бессознательно лишил себя жизни «вне ума», то есть в припадке душевной болезни, церковная молитва о нём дозволяется по исследовании дела правящим архиереем. Вместе с тем необходимо помнить, что вину самоубийцы нередко разделяют окружающие его люди, оказавшиеся неспособными к действенному состраданию и проявлению милосердия. Вместе с апостолом Павлом Церковь призывает: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6. 2).

Священное Писание и учение Церкви недвусмысленно осуждают гомосексуальные половые связи, усматривая в них порочное искажение богозданной природы человека. «Если кто ляжет с мужчиною, как с

женщиною, то оба они сделали мерзость» (Лев. 20. 13). Библия повествует о тяжком наказании, которому Бог подверг жителей Содома (Быт. 19. 1-29), по толкованию святых отцов, именно за грех мужеложства. Апостол Павел, характеризуя нравственное состояние языческого мира, называет гомосексуальные отношения в числе наиболее «постыдных страстей» и «непотребств», оскверняющих человеческое тело: «Женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим. 1. 26-27). «Не обманывайтесь... ни малакии, ни мужеложники... Царства Божия не наследуют», - писал апостол жителям развращённого Коринфа (1 Кор. 6. 9-10). Святоотеческое предание столь же ясно и определённо осуждает любые проявления гомосексуализма. «Учение двенадцати апостолов», творения святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Нисского, блаженного Августина, каноны святого Иоанна Постника выражают неизменное учение Церкви: гомосексуальные связи греховны и подлежат осуждению. Вовлечённые в них люди не имеют права состоять в церковном клире (Василия Вел. пр. 7, Григория Нис. пр. 4, Иоанна Постн. пр. 30). Обращаясь к запятнавшим себя грехом содомии, преподобный Максим Грек взывал: «Познайте себя, окаянные, какому скверному наслаждению вы предались!.. Постарайтесь скорее отстать от этого сквернейшего вашего и смраднейшего наслаждения, возненавидеть его, а кто утверждает, что оно невинно, того предайте вечной анафеме, как противника Евангелия Христа Спасителя и развращающего учение оного. Очистите себя искренним покаянием, тёплыми слезами и посильною милостынею и чистою молитвою... Возненавидьте от всей души вашей это нечестие, чтобы не быть вам сынами проклятия и вечной пагубы».

Дискуссии о положении так называемых сексуальных меньшинств в современном обществе клонятся к признанию гомосексуализма не половым извращением, но лишь одной из «сексуальных ориентаций», имеющих равное право на публичное проявление и уважение. Утверждается также, что гомосексуальное влечение обусловлено индивидуальной природной предрасположенностью. Православная Церковь исходит из неизменного убеждения, что богоустановленный брачный союз мужчины и женщины не может быть сопоставлен с извращенными проявлениями сексуальности. Она считает гомосексуализм греховным повреждением человеческой природы, которое преодолевается в духовном усилии, ведущем к исцелению и личностному возрастанию человека. Гомосексуальные устремления, как и другие страсти, терзающие

падшего человека, врачуются Таинствами, молитвой, постом, покаянием, чтением Священного Писания и святоотеческих творений, а также христианским общением с верующими людьми, готовыми оказать духовную поддержку.

Относясь с пастырской ответственностью к людям, имеющим гомосексуальные наклонности, Церковь в то же время решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как «норму», а тем более как предмет гордости и пример для подражания. Именно поэтому Церковь осуждает всякую пропаганду гомосексуализма. Не отказывая никому в основных правах на жизнь, уважение личного достоинства и участие в общественных делах, Церковь, однако, полагает, что лица, пропагандирующие гомосексуальный образ жизни, не должны допускаться к преподавательской, воспитательной и иной работе среди детей и молодёжи, а также занимать начальственное положение в армии и исправительных учреждениях.

Порой извращения человеческой сексуальности проявляются в форме болезненного чувства принадлежности к противоположному полу, результатом чего становится попытка изменения пола (транссексуализм). Стремление отказаться от принадлежности к тому полу, который дарован человеку Создателем, может иметь лишь пагубные последствия для дальнейшего развития личности. «Смена пола» посредством гормонального воздействия и проведения хирургической операции во многих случаях приводит не к разрешению психологических проблем, а к их усугублению, порождая глубокий внутренний кризис. Церковь не может одобрить такого рода «бунт против Творца» и признать действительной искусственно изменённую половую принадлежность. Если «смена пола» произошла с человеком до Крещения, он может быть допущен к этому Таинству, как и любой грешник, но Церковь крестит его как принадлежащего к тому полу, в котором он рождён. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимо. От транссексуализма надлежит отличать неправильную идентификацию половой принадлежности в раннем детстве в результате врачебной ошибки, связанной с патологией развития половых признаков. Хирургическая коррекция в данном случае не носит характер изменения пола».

1.3. ЗАРОЖДЕНИЕ МЕДИЦИНСКОЙ ЭТИКИ

В своей брошюре, изданной в 1794 г., английский врач Томас Перси-валь (Thomas Persival) (1740-1804) из Манчестера первым сформулировал этический кодекс для врачей и хирургов. В 1803 г., во втором расши-

ренном издании своего труда, названном «Медицинская этика», он ввёл в научный оборот термины «профессиональная этика» и «медицинская этика». Предложенный Т. Персивалем кодекс медицинской этики был положительно оценен в Америке. Бостонское медицинское общество приняло аналогичный документ в 1808 г. К 1847 г. Американская медицинская ассоциация одобряет «Этический кодекс», созданный по образу и подобию предложенного Персивалем, - первый этический кодекс национального профессионального медицинского сообщества.

К началу XX в. в США кодификация перечня этических принципов и правил стала способом формализации деятельности любого профессионального сообщества. Таким образом, подход врачей к форме оценки принципов медицинской этики в виде кодекса определил развитие профессиональной этики в целом.

Создание медицинской этики, которую Т. Персиваль первоначально назвал «медицинской юриспруденцией», явило собой попытку систематизировать отдельные моральные суждения профессиональных медиков.

Известно, что слово «профессия» в переводе с латыни означает «связанный присягой». Во времена Древнего Рима «профессия» человека была занятием, объявляемым гражданином сборщику налогов под присягой. Примерно в 100 г. н.э. греческий врач Скрибониус Лар-гус изменил определение понятия «медицинская профессия» с учётом положений клятвы Гиппократа. Таким образом, в медицине термин «профессия» стал обозначать занятие с особыми обязательствами участников перед теми, кому они служат. Следует особо отметить, что причастность людей к медицинской профессии уже с тех давних пор требовала особой грамотности, предусматривала определённую форму образования, отождествлялась с идеей принятия (через клятву) моральных обязательств, которые стояли выше обязательств обычного человека другой профессии.

С эпохи Возрождения и затем Просвещения идеалы чести были главенствующими в «клятвах Гиппократа», приносимых практикующими медиками не только в Европе, но и в Новом Свете. Ещё в 1807 г. Медицинское общество штата Нью-Йорк требовало, чтобы практикующие врачи подписывали следующую присягу при приёме в общество (членство в нём давало право иметь медицинскую практику в штате): «Торжественно заявляю, что буду вести себя честно, добродетельно и строго в своей практике врачевания и хирургии, привилегиями ведения каковой профессии настоящим облекаюсь; и буду с верностью и честью делать всё в моих силах для блага больного, вверенного моему попечению».

При рассмотрении текстов подобных профессиональных присяг обращает на себя внимание их крайне субъективный язык. При даче присяги использовалось первое лицо единственного числа. Присяги начинались с представительного «клянусь» и опирались на общие идеалы, изложенные вдохновенным языком, допускающие личное толкование основных положений. Клятва Гиппократа обязывала произносящего действовать в наилучших интересах больного «согласно моему умению и суждению». Нью-йоркская же клятва, к примеру, требовала вести практику «честно, добродетельно и строго» и действовать «с верностью и честью».

Как показывает эта присяга, в эпоху, когда очень ценилось понятие чести, этика ориентировалась на личность практикующего (в особенности его честность, строгость и добродетель). Поскольку личность была главной гарантией верности кодексу профессионального поведения, даже намёк на недостаток чести у профессионала был серьёзной проблемой. Ведь пятна на репутации врача обычно оказывались несмываемыми. Поэтому врачи того времени всеми силами стремились охранять свои «доброе имя и репутацию». Они подавали в суд, вели «памфлетные войны» (обмен враждебными памфлетами) и даже дрались на дуэлях.

Необходимость ревностно защищать личную честь, возможно, способствовала поддержанию профессиональных стандартов среди медиков того времени, но при этом препятствовала масштабному сотрудничеству, столь характерному для современных медицинских университетов, клиник и т.д. Для того чтобы медицинский профессионализм принял более современную форму, требовалась некая альтернативная концепция, развивающая идеи морального врачевания.

Судя по всему, Т. Персиваль первым проанализировал эту ситуацию и предложил создать кодекс профессиональной медицинской этики. Будучи практикующим врачом, руководителем Манчестерского философского общества, борцом против рабства, автором известного нравоучительного труда «Отцовские наказы детям» (издан в 1755 г.), Т. Персиваль, проанализировав результаты работы собственной больницы - Манчестерского лазарета, - пришёл к выводу о необходимости внедрения более развитой морали врачевания.

В 1792 г. длительный межличностный конфликт, подогреваемый памфлетной войной, вылился в Манчестерском лазарете в прекращение работы врачей, которое совпало с разразившейся эпидемией. Больничные попечители возмутились тем, что отчаявшихся больных выгоняют из больницы из-за разногласий среди коллег-врачей. Они предложили Т. Персивалю возглавить комитет по составлению новых правил работы

во избежание повторения подобного хаоса в будущем. Комитет составил проект необходимых постановлений, которые были немедленно приняты. Затем, два года спустя, по неведомым и поныне причинам (большинство личных бумаг Т. Персиваля было уничтожено при бомбёжке Манчестера во время Второй мировой войны) учёный опубликовал брошюру «Медицинская юриспруденция, или Кодекс этики и заведений, принятый для профессий врачевания и хирургии». Девять лет спустя он выпустил новую редакцию брошюры в виде книги под названием «Медицинская этика».

Отметим, что этический кодекс Т. Персиваля не был похож ни на одно прежнее издание «клятв Гиппократа». Из текста исключались первое лицо единственного числа, которое заменялось вторым и третьим лицом множественного числа. Стандарты поведения излагались в виде нумерованного перечня обязанностей, которые были весьма детальными, обосновывались уставной коллективной ответственностью представителей медицинской профессии при уходе за больными.

Т. Персиваль уделил особое внимание моральному авторитету и независимости врачей, в особенности укреплению авторитета врачей в глазах их номинальных работодателей - больничных попечителей. Он по личному опыту знал, что попечители больниц XVIII-XIX вв. не всегда были надёжными стражами ответственности за здоровье пациентов. Они, по его мнению, порой испытывали соблазн извлечения большей коммерческой выгоды из лечебного процесса. В частности это касалось приобретения некачественных, но более дешёвых медицинских препаратов (об этом мы отдельно поговорим при обсуждении биоэтических аспектов фармакоэкономики).

Отмечая характерную непродуктивность такой экономии средств на содержании больниц, Т. Персиваль утверждал: «.в любом случае врачи имеют профессиональное обязательство не позволять ограничивать себя скаредными соображениям при выписывании препаратов, ибо никакая злонамеренная экономия не может допускаться в заведениях, учреждённых на принципах чистейшего благодеяния». Таким образом, его этический кодекс словно давал профессиональным медикам моральный мандат на оценку поведения не только коллег по профессии, но и номинальных начальников и работодателей, больничных администраторов, менеджеров и попечителей.

Т. Персиваль составил первый кодекс профессиональной этики в условиях явного кризиса, вызванного несоответствием между персонализированной этикой, личной честью врача и требованиями стандартизации, присущими любому лечебному заведению и системе здравоохра-

нения в целом. Он впервые не только обозначил этические требования к врачу и ко всем, кто имеет непосредственное отношение к обеспечению лечебного процесса, но и показал функции медицинской этики, предусматривающие условия морального оправдания действий врача в различных, порой неординарных ситуациях в интересах здоровья больного. Учёный продемонстрировал в своей исторической по важности монографии, что одной из целей медицинской этики является формирование профессионального поведения, основывающегося на моральных ценностях. По его логике, различные этические дискуссии могут способствовать занятию врачом определённой позиции при выработке необходимого медицинского решения. Он подчёркивал, что этика медицинского учреждения является своего рода гарантией качества медицинских услуг.

Детально анализируя труд Т. Персиваля, можно убедиться, что профессиональная медицинская этика может определять механизмы управления профессиональным поведением врачей и подразумевает возможное их влияние на организацию и содержание своего труда.

Эта монография, по нашему мнению, впервые определённо и чётко ставила вопрос - зачем медицине нужны этические правила? Ответы, данные Т. Персивалем на данный вопрос, актуальны и сегодня:

■ с целью регулирования поведения всех, кто имеет отношение к лечебному процессу;

■ для побуждения к дискуссиям в профессиональных медицинских кругах с целью улучшения качества медицинской помощи;

■ для решения задачи повышения статуса медицинской профессии;

■ в целях выработки общих ценностей как основы для медицинской профессии.

Необходимо подчеркнуть, что интеллектуальная свобода и этика медицинской профессии сегодня взаимно дополняют друг друга. Знание медицинских этических норм, их понимание ведёт к чему-то большему, чем простое принятие положений и решений в соответствии с этическими стандартами.

В заключение отметим, что медицинская этика по Т. Персивалю - это, по сути, практикуемые ценности, которые являются моральными устоями врача. Иными словами, медицинская этика в целом определяется учёным как практика проведения в жизнь ценностей, имеющих отношение к труду врача и обеспечению здоровья человека. В отличие от указанных нами ранее принципов морального врачевания, которые были одинаковы во всех развитых странах, эти ценности могут несколько различаться в различных культурах.

Медицинские этические дилеммы неминуемо возникают в медицинском сообществе, когда имеет место конфликт ценностей. По этой причине медицинское сообщество культивирует обязательное выполнение профессионального долга, ответственность, совестливость, справедливость. Однако, по нашему мнению, профессиональная медицинская деятельность сегодня как никогда нуждается не только в наборе определённых правил или законов, даже составленных наилучшим образом, сколько в более ёмком понимании стратегии сохранения жизни.

1.4. ЗНАЧЕНИЕ НЮРНБЕРГСКОГО КОДЕКСА В ИСТОРИИ МЕДИЦИНЫ И БИОЭТИКИ

Прежде чем мы расскажем о Нюрнбергском кодексе, имеющем колоссальное значение для истории медицины и биоэтики, кратко остановимся на Нюрнбергских расовых законах (нем. Nürnberger Rassengeset-ze): «Законе о гражданине Рейха» (нем. Reichsbürgergesetz) и «Законе об охране германской крови и германской чести» (нем. Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre). Они были провозглашены по инициативе Адольфа Гитлера 15 сентября 1935 г. на съезде Национал-социалистической партии в Нюрнберге. Делалось всё это в соответствии с тайной программой, принятой в 1920 г. при единогласном одобрении сессией рейхстага, специально созванной в Нюрнберге по случаю внеочередного съезда партии.

Особое внимание в этих документах уделялось евреям. Например, «Законом об охране германской крови и германской чести» запрещались брак и сожительство между евреями и «гражданами германской или родственной ей крови», наём евреями домашней прислуги из числа женщин «германской или родственной ей крови» моложе 45 лет. Запрещалось и вывешивание евреями национального или имперского флага и использование тканей сходной расцветки (всё это считалось «осквернением расы»). Нарушение закона преследовалось в уголовном порядке.

Нюрнбергские «законы» имели целью последовательную изоляцию евреев по расовому признаку. Поначалу значительная часть германского общества и сами евреи восприняли эти законы как юридическое обоснование дальнейшего проживания евреев в Германии. Однако последовавшая серия постановлений (последнее - от 1 июля 1943 г.) закрыла евреям доступ почти ко всем должностям и профессиям, ограничила свободу их передвижения и ввела в их удостоверении личности обязательную отметку «еврей» (нем. Jude). Тем самым евреи оказались вне закона. В дальнейшем эти документы стали поводом для многочисленных

преступных экспериментов нацистских врачей. В связи с этим напомним, что в 2012 г. исполнится 65 лет Нюрнбергскому кодексу. Он был принят Нюрнбергским трибуналом после окончания процесса над нацистскими врачами в августе 1947 г. На этом не имеющем аналогов процессе были раскрыты чудовищные факты медицинских экспериментов над миллионами людей - как еврейской национальности, так и русскими, поляками, французами, венграми, югославами и т.д. Находившиеся в концентрационных лагерях дети, женщины и военнопленные стали для нацистских медиков настоящими подопытными животными.

Для недопущения подобного издевательства над людьми и надругательства над нормами морали в Нюрнбергском кодексе впервые в истории были сформулированы принципы проведения медицинских опытов на людях, необходимые для защиты жизни и здоровья граждан. Он стал уникальным международным документом. В нём были введены этические нормы для всех учёных, занимающихся медицинскими экспериментами. Эти принципы стали основой для многих международных и национальных законодательных актов о проведении медицинских исследований на человеке.

Ниже мы приводим некоторые основные положения этого Кодекса.

1. Абсолютно необходимым условием проведения эксперимента на человеке является добровольное согласие последнего.

Это означает, что лицо, вовлекаемое в эксперимент в качестве испытуемого, должно иметь законное право давать такое согласие; иметь возможность осуществлять свободный выбор и не испытывать на себе влияние каких-либо элементов насилия, обмана, мошенничества, хитрости или других скрытых форм давления или принуждения; обладать знаниями, достаточными для того, чтобы понять суть эксперимента и принять осознанное решение. Последнее требует, чтобы до принятия утвердительного решения о возможности своего участия в том или ином эксперименте испытуемый был информирован о характере, продолжительности и цели данного эксперимента; о методах и способах его проведения; обо всех предполагаемых неудобствах и опасностях, связанных с проведением эксперимента, и, наконец, возможных последствиях для физического или психического здоровья испытуемого, могущих возникнуть в результате его участия в эксперименте.

Обязанность и ответственность за выяснение качества полученного согласия лежит на каждом, кто инициирует, руководит или занимается проведением данного эксперимента. Это персональная обязанность и ответственность каждого такого лица, которая не может быть безнаказанно переложена на другое лицо.

2. Эксперимент должен приносить обществу положительные результаты, недостижимые другими методами или способами исследования; он не должен носить случайный, необязательный по своей сути характер.

3. Эксперимент должен основываться на данных, полученных в лабораторных исследованиях на животных, знании истории развития данного заболевания

или других изучаемых проблем. Его проведение должно быть так организовано, чтобы ожидаемые результаты оправдывали сам факт его проведения.

4. При проведении эксперимента необходимо избегать всех излишних физических и психических страданий и повреждений.

5. Ни один эксперимент не должен проводиться в случае, если a priori есть основания предполагать возможность смерти или инвалидизирующего ранения испытуемого; исключением, возможно, могут являться случаи, когда врачи-исследователи выступают в качестве испытуемых при проведении своих экспериментов.

6. Степень риска, связанного с проведением эксперимента, никогда не должна превышать гуманитарной важности проблемы, на решение которой направлен данный эксперимент.

7. Эксперименту должна предшествовать соответствующая подготовка, и его проведение должно быть обеспечено оборудованием, необходимым для защиты испытуемого от малейшей возможности ранения, инвалидности или смерти.

8. Эксперимент должен проводиться только лицами, имеющими научную квалификацию. На всех стадиях эксперимента от тех, кто проводит его или занят в нём, требуется максимум внимания и профессионализма.

9. В ходе проведения эксперимента испытуемый должен иметь возможность остановить его, если, по его мнению, его физическое или психическое состояние делает невозможным продолжение эксперимента.

10. В ходе эксперимента исследователь, отвечающий за его проведение, должен быть готов прекратить его на любой стадии, если профессиональные соображения, добросовестность и осторожность в суждениях, требуемые от него, дают основания полагать, что продолжение эксперимента может привести к ранению, инвалидности или смерти испытуемого.

Также необходимо отметить, что вопрос проведения медицинских экспериментов и регламентации этой деятельности имеет свои исторические корни.

В первой половине XIX в. знаменитый французский физиолог К. Бер-нар (C. Bernard) предпринял первую попытку определить моральные аспекты медицинских экспериментов на людях. Учёный считал своей обязанностью и правом проводить подобные эксперименты ради возможности спасти жизнь безнадёжным пациентам или, по меньшей мере, облегчить их состояние и уход из жизни. Однако он отдавал себе отчёт в том, что любой эксперимент - это путешествие в неизведанное, всегда сопряжённое с риском для жизни как пациента, так (порой) и экспериментатора.

История также сохранила факт вмешательства королевы Англии в преподавание курса экспериментальной физиологии с использованием животных (1875 г.). Следствием этого стало установление практики государственного лицензирования лабораторий Великобритании, осуществляющих медицинские эксперименты на животных. В дальнейшем этот опыт переняли и другие развитые страны.